ВЕРШИНА или MOMENTO MORE

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Давно имел желание написать об своеобразном человеке, жизненный, интеллектуальный и   моральный    уровень которого выше всего - о своей маме. У каждой мамы есть свое имя, но для ВСЕХ детей планеты Земля, слово МАМА, звучит одинаково из уст детей любой национальности, любого цвета кожи - поправьте меня, если я не прав... 

Отправной точкой стало услышанное где-то изречение: "Все пророки уходят из жизни молодыми". 

Моя мама умерла в неполных 45 лет и боль, от утраты, уже немного притупилась, (или, правильней будет написать: с возрастом пришло осознание того, что кто не рождается - тот и не умирает, осознание  смерти, как необходимости жизни?)  и теперь, по возрасту, она годилась бы мне уже  почти  в  дочери....

ВЕРШИНА

"Морозец начал крепчать и пробираться под пальтишко, перешитое мамой из старой батиной телогрейки. Дети стали расходиться по домам с замерзшей лужи на лугу, служившей нам великолепным катком. В ближайших окнах бараков, то тут, то там, зажигались огни: где электрическая лампочка, а где и керосиновая лампа - их легко можно было различить по яркости свечения. Я остался один и чтобы потянуть время, занялся своей соплей. Эта пакость, свисавшая с кончика носа, уже отказывалась прятаться назад, сколько я не шмыгал носом. Мое основное оружие борьбы против нее - рукав, уже обмерз ею так, что только скользил под носом, не оставляя после себя ни каких изменений. Красными от мороза руками я трогал свой нос, но его  не чувствовал.

Я понял, что я замерз и довольно сильно. И как я не сопротивлялся вот уже целый день, но домой идти придется, а там....

Страшно думать, что там будет, ведь еще днем брат Ленька прибежал и сообщил, что меня срочно ищет батя, зачем - не знает. Он не знает, я - знаю: ждет меня дома экзекуция, вот только чем на этот раз: офицерским ремнем или связкой бельевой веревки, но, что она будет и довольно жестокая, в этом я не сомневался.

Причина была до банальности проста: я спер у бати часть рыболовных крючков, за что и должен расплатиться так же банально просто - своей многострадальной задницей. Я хотел взять незаметно несколько крючков, но они, проклятые, так перепутались в спичечном коробке,  что досталась почти третья часть крючков и все, как на зло, окуневые!  (Хочу заметить что это все происходило в послевоенное время, когда простые гвозди были на вес золота (!), а КРЮЧКИ - это не мыслимо!)

Самодельный шкаф, изготовленный  "под заказ" заводскими столярами - Николаями Германовичем и Андрусом и прослуживший, в последствии бате почти 50 лет, имел три шуфлядки. Они располагались в низу шкафа и запирались на ключ.  В левой лежали батины ценности, виденные мною только мельком, когда он открывал ее ключом, висевшим у него на личной связке, притягивали меня, 6-ти летнего пацана, как магнитом. В центральной - лежали деньги и документы и  мамины различные иголки, наборы цветных ниток и прочие женские штучки-дрючки. Ключик от маминой шуфлядки висел на внутренней стенке шкафа. Правая - эта была отдана нам с братом под различный детский "мусор ", пока не подросла сестра и не стала требовать места своим куклам, чем вызывала наше, с братом, негодование.

Однажды, открывая мамину шуфлядку, я попробовал поковырять и батину. К моему величайшему удивлению, батина шуфлядка открылась, а там (!) - целое сокровище: и охотничьи патроны, и порох дымный и бездымный, капсюли, крючки рыболовные и много-много того, что так хотелось иметь пацану! Об "открытии" клада был немедленно оповещен друг Коляйка, который глубокомысленно изрек, что пропажи пары крючков в такой куче будет трудно обнаружить.

Таким Макаром я и подошел к своей первой в жизни краже, пусть и у своего бати, но кража - есть кража и теперь я, один и без Коляйки, должен был понести заслуженное наказание. Батя всегда повторял: " Виноват? Тогда - подними и сложи лапки, по дожми хвостик и - получи то, что ты заработал. И - ни каких криков, все принимай молча, как бы не было больно!"

Что верно, то верно - за крики батя бил еще сильнее и дольше....

И вот я, на негнущихся, непослушных мне ногах, то ли от страха, то ли от того, что сильно замерз, поклыпал в 10й барак. Весь день, проведенный на легком морозце, давал о себе знать: очень хотелось есть, хотя,  есть я хотел часа 4 назад, а теперь я уже хотел просто жрать! Подойдя к крылечку, я присел, прикидывая, как и с каким видом показаться в хату, перед грозными очами бати. Но, проходившая в сумерках мимо какая-то женщина, со словами: "А, вот, ты, где!" - схватила меня за руку и буквально втащила в дом. Батя и мама были дома, видимо зашли недавно с улицы в дом, т.к. снежинки еще не растаяли на телогрейках. Батя сидел на стульчике у раскрытой дверки плиты и грел руки у огня, а мама просто стояла у плиты. Их застывшие позы, с повернутыми в мою сторону лицами, можно было описать словами: картина "Мы вас не ждали, а вы - приперлись" .
Я настороженно следил, как поднимался батя, как в замедленном кино, куда потянется в первую очередь его рука : к поясу - к ремню, или к стене, где на гвоздике висела связка бельевого крученного шнура?

Но мама его опередила, подлетела ко мне, схватила голову мою руками и прижала к себе. Мама пахла молоком, свежеиспеченным хлебом, запахом печи, короче, домом - мама пахла мамой и я с облегчением понял: на сегодня расправы не будет - мама ее отменяет.  Присев, с тревогой спросила:
- Замерз?  - (моя голова мелко затряслась вправо-влево) - не-а!, но сопля меня выдала. Мама ловко схватила мой нос пальцами, в мановение ока завязала мой нос в узел, также ловко его развязала и, моя противница сопля - пропала! Я снова был здоров! Но когда я подал голос и ойкнул, мама также быстро выхватила шерстяную варежку из кармана телогрейки и начала энергично растирать мои нос и щеки. Было больно и я начал отмахиваться, но сильные мамины руки ловко делали свое дело и вскоре я уже орал от боли, приходившей в мою, потерявшую чувствительность, кожу. Также ловко она проделала свои манипуляции и с моими красными руками.  Окончив, мама спросила:

- Кушать будешь?   -(голова моя мелко затряслась, уже в верх-вниз) - да! Когда передо мною появилась миска горящих щей из квашенной капусты, да еще с куском мяса на кости, как я люблю, я понял, что меня  к обеду ждали, а я, дурак.... эх!... 

- Добавку, будешь?  -и опять голова - в верх-вниз....

А экзекуция все же была: хитрый полешук, пользуясь тем, что я простудился, держал меня дома на две недели больше: нагулялся на целый месяц -( это слова бати), и мне пришлось долго с тоской смотреть, как играют дети в снегу на улице.


Вот с тех далеких пор, я не могу забыть эти наполненные слезами мамины глаза: они меня преследуют до сих пор. Я начал по крупицам собирать сведения о ее молодых годах, разных жизненных эпизодах, что-то выискивал из памяти, но хоть это и моя мама - собралось не много.
После войны, когда была напряженка с наличием рабочих рук, потянулась молодежь в Микашевичи,  с близлежащих деревень, в основном  это были девчата.  Так и моя мама попала в поселок с Дребских хуторов со своими подругами . 

Знатная певунья, со звонким, красивым и высоким голосом, который по силе перекрывал почти все партии, она выгодно выделялась среди подруг, тем более, что во всех песнях она вела только первые партии. К тому же, обладала завидным даром , выслушать человека и, главное, дать дельный совет практически по любой житейской ситуации. Вот на танцах и приглянулась она моему отцу. Через полгода отца забрали в армию, через четыре месяца - родился и я.

Какие были первые месяцы моей жизни, я описал в "Пацане". Для полной ясности, добавлю, что не только в то время, но и сейчас, в Дребске, очень туго с дровами: своего леса-то поблизости нет, поэтому топили печи соломой. Можно догадываться о качестве приготовленной пищи на соломе: это сколько необходимо соломы, что бы сварить, скажем, тот же борщ? А о тепле в хате с соломенной стрехой и земляным полом и говорить не чего.
Когда батя демобилизовался и приехал в поселок со своим соседом и другом Салеем, их тут же отдали под суд за дезертирство. Этот факт от меня долго скрывали, но незадолго до смерти я у бати "вытянул" сей факт его биографии.

Оказалось, что перед дембелем комсомольское собрание их взвода, приняло решение: всем взводом ехать на освоение целинных земель. Батя с другом, поехали домой, сказав, что они НЕ комсомольцы, на собрании НЕ были и в голосовании участия НЕ принимали, к тому же - у них дома семьи. Но дома, при постановке на учет в военкомате, их задержали, как дезертиров. Был суд, но, слава Богу, отрабатывали они дома, на лесозаводе. Суд посчитал, что работа на лесозаводе мало чем отличается от работы на лесоповале в Карелии. Учитывая, что были это начало 50х, только-только окончилась первая послевоенная пятилетка, друзья еще легко отделались. 

Но в то время, когда батя еще служил, жизнь не стояла на месте: жить-то надо было, работать. И мама, вместе с мужиками наравне косила траву на Оболонье, тягала копы сена и скидала его, потом, в стога. А ведь мужики проделывали с ней такие же "шутки", как и с любым новичком на сенокосе, (так было и со мной, когда я начинал косить): они ставили новичка на первый прокос, сами становились на последующие и начинали косить, криками типа "Давай-давай, быстрей, а то пятки подрежу!". Когда у тебя сзади, у твоих пяток в траве со свистом проносится коса, невольно волосы поднимаются дыбом!

И на все просьбы повременить, не спешить, у мужиков был один ответ: "А чего ты сюда пришел? Отдыхать? Нет, брат, здесь нужно работать, а не прохлаждаться - помалу, пятки!", вот такие "шуточки" полешуцкие и не поймешь, шутят они или на полном серьезе пугают. А пот, проклятый, катится градом, жжет выедает глаза, как кислота, нет времени, что бы остановиться и смахнуть его, проклятого, прочистить глаза....Это - полнейший кошмар на яви! И еще ужасней, что этот кошмар происходил с моей мамой. Теперь понимаешь, что мужики сами жалели маму, но негласные полешуцкие "законы" требовали проверки работника или , как говорили -"артельщика" в деле, чтобы узнать на что он способен в работе, да и втянуть работника в рабочий ритм, от которого зависело: как быстро они окончат свою работу. Так было во время любой другой работы, которая проводилась "артельно", т.у. сообща.

Но эта, худая, как щепка, деревенская девочка 20-ти с небольшим лет, не дрогнула, а наказала мужиков. По словам мамы, мужики хоть и сильны, но у них напрочь отсутствует женская выносливость, вот на этом она и решила сыграть. Условились, что прокосы будут "гнать: от сих пор и вон, до тех кустов" , а мама - прошла точку "те кусты" и косит дальше! 

Мужики стали роптать - хватит, пора остановиться и перекурить, куда ты гонишь: мама, ведь первая идет с косой т.е. задает ритм косьбы, а это на целый день! И пока мужики перекуривали, она вернулась на следующий заход и, без "перекура-остановки" - начинает гнать новый прокос и когда, после небольшого отдыха-перекура, все мужики докашивали свои первые прокосы, мама уже своим вторым прокосом, с издевательски-задорными криками: "Помалу - пятки обрежу!", догнала череду мужиков и уже находилась позади этой банды шутников. Мама говорила: "Вот тогда я и смогла маленько передохнуть, а то - загнали бы, черти".

Я смотрю на фото, сделанное перед приездом бати из армии, на эту худющую, как щепка послевоенную девочку, по возрасту ровеснице моей внучке и, не могу понять: как она могла выдержать такие нагрузки и ОДНА, ведь даже при поверхностном сравнении, моя теперешняя, современная, упитанная внучка проигрывает мама по всем параметрам и с огромным счетом! 

Правда, не совсем одна: скоро у нее появилась "сестра", сестра моего бати - Вера. Дед Сергей был мужик строгий, если не сказать жесткий: сказал - нет, значит запрещено, сказал - да, значит, одобряет. Со слов батиного младшего брата, у деда была еще польская нагайка со свинцовыми вставками и чаще всех, эта нагайка "ходила" по спинам моего бати и его сестры Веры, видимо, как старшим. Вера, почти одновременно с батей, ушла из семьи т.е. вышла замуж (родила 4 детей - одногодки со мной, но рано умерла - в 38 лет от рака крови). Вот мама с Верой и подружились, благо - жили в одном бараке.

Помнится один случай, до мельчайших подробностей, мама не верила, что я в том возрасте мог такое запомнить, но он занозой сидит во мне. Вот тогда я осознал, как ей тяжело....

Осенью пошли копать картошку (где-то за басеню) и так как детей не было с кем оставить, нас всех взяли с собой: нас трое: я, брат и сестра, и Верины - Жорик и две сестры. Мы все были годки - попарно: я с Жориком, и т.д. Мамы пошли копать картошку, а нам, старшим, было около 6 лет, наказали следить за младшими и, особенно, - охранять их от гадюк, которых расплодилось в то жаркое лето великое множество. Разостлали одеяло, бросили по верху пару телогреек. Мы с Жорей оборвали кругом траву, что бы видеть гадюк загодя и приготовили прутики, т.к. палкой гадюку не убьешь, кроме, как гибким прутом. Когда солнце поднялось высоко, мы перетащили младших в тень дерева и тут, сестра моя Валька, стала хныкать: "Есть - хочу!". В те времена никакой другой посуды, кроме глиняного кувшина - не было. Покормив сестру, я отвернулся за тряпицей, что была завязана горловина кувшина, а когда повернулся....Кувшин лежал на боку и из него, булькая, вытекало содержимое.

Более отвратительного, булькающего звука, как и какой-то опустошенности внутри, я , потом, никогда не испытывал, как в тот момент, Но еще больней было видеть потемневшее лицо мамы, когда она только увидела это. Вера успокаивала, что у нее осталось еды: на всех хватит и начала разлаживать по кучкам - по едокам. Мне попал кусочек сала и кусок хлеба, а мама, молча взяла только "свой" кусок хлеба  и, повернувшись ко всем спиной, тихонько села в сторонке. Я подошел к маме и, также молча, протянул ей свой кусок сала. Она, молча, помотала головой - нет, не надо, ешь сам, но я, все также молча, настойчиво поднес к ее губам сало и мама откусила махонький кусочек! Тогда и я укусил, так мы и сидели, друг против друга, по очереди кусая плывшее на жаре сало. В этом действии было какое-то странное единение, мое и мамы, мы понимали один другого без слов: я смотрел, как мама откусывает сало, со слезами на глазах и чувствовал себя большой сволочью: ведь это я недоглядел, что сестра ногой опрокинула кувшин с обедом....

А дальше по жизни, маме "светило" только одно - боль....Работая у пилорамы в лесозаводе, получила страшную травму: кусок дерева около метра длиной угодил в ногу, войдя у колена и выйдя около пятки, с обратной стороны ноги....
Врачи констатировали: проблемы с сердцем, как последствие после перенесенного болевого шока, долго лечилась в различных больницах, дома - горы всевозможных вонючих лекарств и таблеток: до сих пор не переношу запах валидола, корвалола, валерьянки и прочей пахучей братии. Потом, маме дали 3ю группу инвалидности, т.к. после "лечения" сердца у нее начала отказывать поджелудочная; следом -  отказала печень; а за печенью - полностью отказали и почки: жидкость из организма не удалялась и, как следствие, началась водянка - которую, в свою очередь, начали "лечить" мочегонными таблетками....

Третья группа инвалидности это рабочая: что бы ее получать, необходимо работать и маму перевели уборщицей - все таки 15 рублей, это деньги!  Мы, дети, раз в неделю ходили мыть полы, я, как старший, "полировал" полы деркачем (старым березовым веником, кто не знает), брат носил воду, сестра подметала. Но вскоре, мама отказалась от такой работы: не хочу ни такой пенсии, ни такой работы - детям нужно учиться, а не драить кому-то полы!

Батя возил маму и в Лунинец, и в Брест, добился того, что маму направили в Минск, в какой-то научно-исследовательский институт, в котором не было столовой и как батя умудрялся там готовить и кормить маму не могу понять.

В институте, после обследования и прочего, бате сказали, что осталось маме пару месяцев жить. Батя сразу же забрал маму домой: пусть будет дома, с детьми и в знакомой обстановке.  В этом "ученые" не ошиблись: мама умерла в конце сентября теплым, солнечным днем "бабьего лета" 74 году,  в возрасте неполных 45 лет...

Но особо хотелось бы описать два эпизода, которые, по-моему мнению, будут показательными, этаким "становым хребтом" всего повествования, его "красной нитью".

Уже перед выпускными экзаменами, собираясь на танцы, слушал в пол-уха, мама ворчала, что вечером будет холодно, а я в одной рубашечке, что, возможно будет дождь, т.к. погода днем начала портиться и еще много того, что всегда говорят все любящие матери, глядя на сборы своего чада. Какой дождь, какой холод, мама, когда у твоего сына адреналин и всякие там гормоны зашкаливают в организме, слыша, как за темным окном орут лягушки, а запах цветущих яблонь и вишен превратил воздух в густоту киселя, что не возможно вдохнуть?!

И тут, я подошел сзади к ворчащей маме, обнял за плечи и прошептал в ушко:

- Вот, ты, ворчишь, а я все равно тебя люблю! - поцеловал в щечку...

Мама замолчала, повернула ко мне голову....И опять, эти круглые от удивления мамины глаза, полные слез, вроде она и хотела заплакать и засмеяться одновременно: ее сын ВПЕРВЫЕ сказал, что ее любит и, к тому же САМ поцеловал!...

Я, стушевался и быстренько юркнул в дверь, ведущую в спасительную, для меня, темноту, так я впервые назвал маму на "ТЫ"....
Перед самой маминой кончиной, я услышал, что родители о чем-то спорили в комнате, а потом я услышал голос мамы: 

"Все, Сергей, - я, готова!". Вслед за этими словами из комнаты выскочил батя и на мой вопрос - что там? обреченно отмахнувшись рукой, выскочил на улицу. Мне показалось или он плакал?...Мама вышла разодетая празднично, вроде к кому-то в гости собралась, даже платочек в руке зажатый заметил.  Куда, мам?

- Да вот, сынок, пройдусь по баракам, может с кем поговорю, - и вышла, оставив меня в полном недоумении.

Дома она появилась часа через три, закрасневшая, с радостными, блестящими глазами и довольная: на лице у нее сияла счастливая улыбка: " Ну, слава Богу, всех обошла, со всеми поговорила!". Я, занятый своими делами, машинально, спросил - к чему все это? Мама, недоуменно посмотрела на меня, вскрикнула: "Ой, сыночек, забыла совсем!". Она подошла и тихо попросила: "Сынок, отпусти меня?". 

- Идите, я Вас не держу !

- Нет, сынок, ты не понял, отпусти меня!

И вот тут, у меня екнуло что-то внутри и оборвалось....Так ко мне обращались дважды: на Фабричной - старая Музычиха, а около детдома - старая Котловская. и обе просили их отпустить. Это был старинный полесский обычай: перед смертью, человек выходил в село и у всех, кого не встречал, просил его отпустить. И его отпускали и благословляли.

- Я тебя отпускаю с Богом! - мои слова падали, что кирпичи, такими они были для меня тяжелыми.

- А как же я, мама?  - мама поцеловала меня, поблагодарила и тихо ответила мне на ухо:

- Не бойся, сынок, я к тебе буду приходить.

-Но как ты будешь приходить, если ты...дальше я не знал, какое определение сказать.

- А ты, сынок, это узнаешь сразу!...

Здесь я понял, что мамы скоро не станет - она попросту умрет! и не увидеть больше ее глаз, и не услышать ее голос, и - все!. Мама только что выполнила старинный обычай, положенный к исполнению только раз в жизни - перед самой смертью!


Передо мной последнее фото мамы, снятое за три месяца до ее выписки из больницы: этот полуоборот молодой женщины, с живыми улыбающимися глазами, в которых нет и намека на обиду за свою болезнь, нет уныния или подавленности, а только  жажда жизни и любовь к миру.
И впоследствии, если мне необходима была помощь, я всегда обращался в мыслях к ней и мне ВСЕГДА выходило так, как я просил, просил не Бога, а маму. Это мой ангел-хранитель! 

Церковь всегда твердит: "Страдания в этом мире,  это хорошо: человек должен страдать.." - это я никак не мог понять - почему я, кто-то другой, должны страдать? Вразумительных объяснений я не услышал и решил сам, своими силами решить для себя эту дилемму. Когда-то слышанная фраза: "Когда я осознаю - я имею точку опоры!" - придавала мне уверенности. Много литературы перерыл за эти годы, даже в Интернете искал, чтобы выяснить: почему моей маме выпали такие, незаслуженные страдания? И почему люди должны обязательно страдать? Мама всегда повторяла: "Хочешь узнать кого-то - поставь себя на его место" т.е. - пропусти "через себя", почувствуй. Был у меня опыт "потусторонний": в период тяжелой болезни я был "ТАМ", но вернулся (есть материал под рабочим названием "По ту сторону", но боюсь публиковать из-за насмешек, могут и дураком обозвать) и он мне очень помог придти к неожиданным выводам...

Есть древнеримское выражение: "Моменто море"- (momento more) - "помни о смерти". Страх смерти присущ каждому живому существу, не только человеку. Оно необходимо для жизни Природы, которая существует вокруг нас, помимо нашей воли, а мы - живем в ней, но постигать законы ее очень сложно.

Когда на человека сваливается недуг, он проходит, (знаю по себе), в несколько стадий или ступеней, кому как угодно, развития этого недуга. И этот всепожирающий страх, страх смерти, заставляет человека восстать, воспротивиться этому злу: как же так, почему это я, а не тот или другой, которые больше этого "заслуживают" т.к. они плохо живут и, по всем человеческим нормам морали, должны уйти первыми?! И вообще, где тот, кого зовут Богом, почему ко мне такая несправедливость?? (Описываю, как происходило со мной).

И тут начинается жуткое отрицание, как Бога, так и отсутствие справедливости вообще по отношению к себе. Эта жуткая истерия внутри, спустя некоторое время постепенно переходит в размышления, в поисках ответа: почему? - сменяясь тихой депрессией, Я бы назвал это состояние - согласием: "Ладно, если уж и суждено, то сделай так, чтобы быстро и без боли". - человек уже начинает просить у того, кого недавно поносил, он просит о снисхождении и он надломлен, он согласился с неизбежным. 

Но, вот здесь и начинается, по-моему, самое ГЛАВНОЕ: внутри чела  происходит какой-то надлом, я сказал бы, наступает какая-то -"переоценка ценностей": появляется сильное чувство горя и потери чего-то важного; становится невыносимо жаль покидать близких и родных ему людей, природу, работу - всех и вся, что он любил и что ему было дорого, но... Но это уже, извините, не страх смерти - он ушел, это что-то другое: теперь человек уже просит об одном: "Еще хоть один денечек!". Не помню, как по латыни, но "по нашему"  это переводится, как -"ПРИНЯТИЕ".
Вот это и есть то, что церковники имеют в виду, когда говорят, что человек должен страдать.

Это есть становление духовного роста и в правильном направлении, ему становится легче: он для себя уже все решил, он принял решение. Немного странно звучит, но именно в этот момент, человек живет или начинает жить полной ДУХОВНОЙ жизнью: тогда краски сверкают ярче, сны становятся светлыми и яркими, красоты природы воспринимаются сильнее, появляется чувство сильного единения с природой.  И, что я заметил, пропадают куда-то чужие люди и все становятся близкими и знакомыми, чуть ли не родными и наступает чувство блаженства. Человек видит мир совсем другими глазами: он сам находится в другом, более высшем, духовном мире, где все воспринимается по другому, Все материальное для него не имеет ни какого  значения: эти блага уже не его мира. 

Вот именно, в этот самый момент и происходит этот АКТ, это действо, улаживания, приведения в порядок всех своих земных дел и не только у нас, на Полесье, но и во многих славянских, (русских и не только), селениях.

Их ждал Великий Подарок - их Последний День на Земле. В это день они просыпались бодрыми, веселыми. Мысли их становились ясными, голова - светлая, казалось, что смерть отступила - человек выздоровел и победил болезнь! Но это не так: как правило, к концу дня, человек умирал.
Во многих источниках: преданий, былин, художественной  литературы, описываются случаи, как готовятся простые, праведные люди, к своей смерти. Для них, смерть, в нашем понимании, - отсутствует, попросту, не существуют. Смерть для них, это ДЕЙСТВО, по своей торжественности и величию, подобно величайшим событиям его уходящей жизни, если не самым главным поступком, к которому человек шел, готовился, всю свою жизнь: он готовится к высшей Встрече с Создателем!. Они переходят в новую жизнь!  Для них это становится най первейшей задачей - никого не забыть, не упустить, попрощаться и попросить прощения даже у незнакомых людей и, с благодарностью принять их слова прощения. Они давали указания  кому и  что, они желали отдать: кому сапоги, кому воз, давали наказы родным, детям. Такие праведные люди не умирают: они засыпают, тихо, мирно это , по-церковному, называется - успение. Они отходят в высший мир спокойно, с достоинством и , при этом, могут разговаривать с давно умершими родными, уже встречающими их на пороге, разделяющими наши миры.  Но, мы этого не видим: мы воспринимаем все, как бред умирающего. В древнеиндийской космогонии говорится, что Высшее "Я" (руководящее) и наше земное "я" (руководимое), связаны нитью, не позволяющее нам оторваться от высших, руководящих, сил, от Космоса. Устроено так, что ВСЕ, духовное ли, земное ли, даже сама Природа, находятся в РАВНОВЕСИИ.  И если, по каким-то причинам, чаще возникающими по нашей же воле, начинается нарушаться это равновесие (вправо-влево; праведный - не праведный), то Вечный, беспристрастный, но справедливый Закон Воздаяния, как маятник, вернет нас в равновесие. Но, своими, жесткими действиями, от которых никому еще не было хорошо, - он НАКАЗЫВАЕТ нас,  указывая т.о., на наши ошибки.
Никто не задумывался, почему, почти всегда, на всех иконах изображена Мать с сыном, как единое целое?  

Потому, что при рождении разрезают только физическую часть - пуповину, а , высшую нить - никакому смертному не под силу и эта нить связывает мать и ее дитя - до конца их дней.  Мать может в любой момент сказать, как чувствует себя ее ребенок в данный момент и описано великое множество зафиксированных случаев этого феномена. 

Не перетягивайте мамину духовную энергию на себя: эта духовная нить может порваться и тогда, вы останетесь одни  на этой земле, на пути, который может завести вас в такое духовное болото, что сами вы уже на вряд ли найдете выход. Поэтому, вспоминая рекламный ролик 90х годов: "Дима, позвони маме!", призываю - позвоните своей маме, узнайте, как ее здоровье, в чем мама нуждается. Я завидую огромной белой завистью юмористу Владимиру Винокуру, который на весь мир, с экрана телевизора, сказал: "Я, КАЖДОЕ утро приезжаю к маме - завтракать!": сын видит мать - мама видит сына, они живут в равновесии. Может, поэтому, его мама, до сих пор сидит на его концертах в первом ряду, с обязательным букетом цветов! Старики это называют: отдать сыновний (дочерний) ДОЛГ.

Не забывайте своих матерей: вы, ваше духовное общение, ей нужно не меньше, чем ее духовная помощь - вам! Не обрывайте единственную нить, связывающую вас и вашу Маму, вас - и духовный, высший мир.

Ведь после смерти мамы, эта нить уходит вместе с ней туда, в вышину, в Космос.  И это не ангелы, это наши матери, оттуда, из Космоса, все еще следят и направляют нас, неразумных, смягчая т.о. действия кармического Закона Вселенной и от него уже не отмахнешься небрежным взмахом руки.

А мне, остается только сказать: 

- Прости  меня, мама, своего беспутного сына что поздно понял, так часто произносимые тобой слова: "Близкое хорошо видится из далека!"; что теперь приходится говорить тебе "в могилу" свои слова любви и признательности за все науки, преподанные тобой; что так поздно понял и постиг, но не достиг твоей ВЫСШЕЙ ВЫШИНЫ в жизни - моей мамы.

 

У вас недостаточно прав для размещения комментарий. Сообщения могут оставлять зарегистрированные пользователи сайта или просто отправьте свой комментарий через вкладки социальных сетей.


Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter